09.07.2020 По прогнозам синоптиков, в ряде регионов Центральной России июль ожидается чрезвычайно жарким. Особые меры предосторожности, что называется, начеку, проявляют оперативные службы Шатурского района Подмосковья. Где в 1972 году (и тоже в июле!) вспыхнули самые масштабные в истории региона лесоторфяные пожары.

Гибли люди и техника, а весь период ликвидации природной стихии здесь постоянно жили (!) тогдашние министр обороны СССР маршал Гречко и 1-й секретарь Московского обкома КПСС Василий Конотоп.

Все было более чем серьезно, едкий дым с горящих торфяников доходил до стен Кремля. В район были стянуты силы со всего Советского Союза.

«МК» нашел пожарного, который в 72-м участвовал в неравной борьбе с огнем.

Летний период хоть и любимый сезон для россиян, но в особо жаркие дни мы подсознательно вдыхаем воздух и пытаемся понять: откуда запах гари? Кто-то развел костер, «напомнила» о себе свалка или «началось»: задымились торфяники в Шатурском районе?


Да, все помнят лесоторфяные пожары жаркого лета 2010 года, когда дымом заволокло пол-Москвы. После того бедствия на федеральном уровне была принята программа обводнения торфяников. Которая, увы, при определенном стечении обстоятельств (жаркая погода, ветер и человеческое головотяпство) не гарантирует нам исключения пожаров.

Однако в истории торфоразработок самый сильный пожар был зафиксирован в 1972 году, почти 50 лет назад. «МК» встретился с непосредственным участником тех событий, полковником пожарной службы в отставке Виктором Шуруповым. В то время он был инспектором пожарного надзора Шатурского ОВД в звании младшего лейтенанта. И лесоторфяной кошмар 72-го года до сих пор не может забыть.

— Лето выдалось очень жарким, мы все надеялись, что польет дождь, но его все не было и не было, — вспоминает Виктор Петрович. — В памяти у меня почему-то застряли какие-то местные выборы, наверное, в районный совет депутатов. В конце июня я объезжал избирательные участки, проверял состояние противопожарной безопасности.

В тот день сообщили, что у 18-го поселка загорелся лес. Сел на «ГАЗ-69», это была наша разъездная машина, и поехал проверить информацию. Метрах в 300 от поселка полыхал небольшой очаг, но там лесники уже тушили огонь ранцевыми огнетушителями. И сбили пламя.

В тот сезон я служил в штабе, но поскольку торфяники вокруг дымились, то, конечно, тоже участвовал в ликвидации огня — на Туголесском, Рязановском и Радовицком торфопредприятиях.

Потом наступил июль, стало еще жарче. Температура тогда была градусов 35, а на солнце так вообще под 50. Нужно сказать, что торфяники у нас горят всегда, даже зимой. Тем летом в районе «били» сотни фитилей, но все это точечные возгорания, их старались погасить и мы, и лесники. Огненного кольца не было.

Но в июле в районе традиционно поднимается ветер. В середине месяца загорелось Шатурское торфопредприятие и вместе с ним поселки Шатурторф, 12-й, 18-й, 19-й, 21-й.

ИЗ ДОСЬЕ "МК"

В ликвидации шатурских пожаров участвовали 70 тысяч человек, в том числе 24 тысячи военнослужащих Советской Армии. В «пиковые» дни с 22 по 27 августа к борьбе со стихией привлекались до 360 тысяч человек, включая 100 тысяч солдат. Еще сюда было стянуто 15 тыс. самоходных землеройных машин, 2,5 тыс. пожарных машин и другая техника.

На Шатурском добывали кусковой торф — брикеты. Население его сушило в том числе для собственных нужд, вместо угля. А туристы и отдыхающие жгли от комаров — он давал густой дым.

Вот загорелись эти брикеты. Торфозалежи имеют влажность 70–80%, и они не горят, горит только верхний сухой слой. Он прогорал достаточно быстро, но огонь застревал в этих штабелях из брикетов. Вот с ним справиться было практически невозможно.

То возгорание было далеко от Шатуры. Но поднялся сильный ветер в сторону города. Все заволокло дымом, солнца не стало видно…

В город буквально сразу были введены армейские части, тысячи солдат. Точно не знаю количество, но не 100 тысяч, как иногда пишут в сетях. Сначала ввели Таманскую сухопутную дивизию. Потом Кантемировскую танковую. Но танки хоть грязи не боятся, а по торфу ездить не могли, слишком тяжелые. Они в густых лесах обустраивали нам просеки.

Еще стояли армейские вертолеты. Я несколько раз летал. Температура была жуткая. Между Радовицким и Рязановским была узкоколейка для вывоза просушенного торфа. 12 километров. Так вот, от огня рельсы перекручивало в узел. Такая была температура.

— Как возникло то самое трагическое возгорание, что явилось «спичкой», установить удалось?

— В том-то и дело, что удалось. Правила безопасности категорически запрещали въезд на торфяники автомобилей с двигателем внутреннего сгорания, не оборудованных искрогасителями.

И вот через поселок Радовицкий один армейский старший лейтенант на «ГАЗ-66» поехал на полигон через торфяники. Тогда в тех местах у нас стояла воинская часть.

Но глушитель у «газона» выведен под заднее колесо, вниз. Будто специально для поджога.

Мчится он по торфянику, искры летят — вспыхивает сразу костер, искры летят — снова костер…

Ему кричат рабочие, которые дежурили на торфяном поле: «Стой! Куда едешь?!»

8 километров торфяников в цепочку сразу загорелись, сплошной линией.

Все кинулись их тушить, дело было вечером, ветер южный и слабый, огонь где-то сбили, где-то он «спрятался» в глубине. Думали, пронесло.

Но на следующий день поднялся уже настоящий ураган. Сильный юго-восточный ветер, те 8 км вспыхнули с новой силой, которую нам уже удержать не удалось.

Все эти километры через поселки Радовицкий, Рязановский, деревню Сазоново единым фронтом двинулись на Шатуру…

В одночасье заполыхали 20 тыс. га торфа, точнее, штабеля из брикетов.

Самый сильный пожар был на Радовицком и Рязановском торфопредприятиях.

С огнем бились до самой зимы, помогал весь Советский Союз, пожарные со всех союзных республик. Шутка ли, дым окутал саму Москву!

В Интернете читал, что огонь якобы заливали бетоном. Глупость какая-то. Ну зальешь 100 квадратных метров, а горят-то тысячи гектаров!

— В чем заключались ваши обязанности офицера штаба?

— Дважды в день ко мне стекалась вся информация о возгораниях, я ее передавал районному начальству и в область. Штаб распределял по предприятиям: какую технику, в каком количестве и сколько человек на борьбу с огнем выделить. Часто выезжал на проверку поступающих сигналов с мест.

— Ваша пожарная амуниция?

— Ранцевый огнетушитель и рация. Ранцевыми огнетушителями оснащались в основном лесхозы. Это был брезентовый мешок с водой, литров 10–12, и насосом. Конечно, с ним особенно ничего не потушишь, тем более когда вокруг все полыхает и трещит. Современные ранцевые огнетушители примерно такие же, только покрасивше, вместо брезентового мешка пластмассовый корпус.

— А рация была мощной? Как докладывали обстановку руководству, если выезжали на место возгорания?

— Рации в 72-м были совершенно допотопные, портативных тогда не было, о них даже не мечтали. Ими оснащался спецтранспорт, дальность была неплохой, километров 25. Но для связи с Большой землей на машине нужно было въехать на какую-нибудь возвышенность, пригорок. В низине они не работали.

— Из вашей «пожарной дружины» сегодня кто-то еще остался?

— Александр Георгиевич Бояркин, впоследствии он участвовал в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Кажется, остальные уже на кладбище.


ИЗ ДОСЬЕ "МК"

В результате пожаров 1972 года в Московской области сгорело 19 деревень и погибли 104 человека. Огонь бушевал и в соседних с Шатурой районах: Орехово-Зуевском, Павлово-Посадском, Ногинском…

— Какие в то время были пожарные силы в районе?

— На каждом торфопредприятии имелась своя пожарная часть. Самая крупная — на Шатурторфе, 100 человек.

В остальных торфопредприятиях части были поменьше, но боеготовые: в каждой минимум по две пожарные машины, экскаваторы, трактора с навесным насосом и баками для воды, набором рукавов. На каждом участке было не меньше одного такого трактора, патрульные «ГАЗ-69».

Еще в городе отдельно стояла центральная пожарная часть из 100 служащих, три караула по 30 человек. Два караула выезжали на торфяники, а один обязательно оставался в городе — если вдруг загорятся жилые дома.

— Паника была?

— Как таковой не было. Местные предприятия работали в обычном режиме, на выходные дни на пожары мобилизовывали местное население. По городу и поселкам ездили машины с громкоговорителями, объявляли, куда собираться мужчинам, их отвозили на автобусах.

Массовой эвакуации населения, о чем тоже иногда пишут, не было. Разумеется, все пионерские лагеря были срочно закрыты, детей организовано вывезли в Шатуру, где их забрали родители.

В городской черте открытого огня не было, но была сильная задымленность.

— Как было организовано питание ликвидаторов?

— По талонам, которые выдавались торфопредприятиями. Обслуживали все столовые общепита в районе, столовая Шатурского транспортного управления и даже единственный в городе ресторан. Питание было вкусным. Даже сейчас помню макароны с котлетами, макароны по-флотски. Советские такие макароны толщиной с палец. Повара добавки нам не жалели.

Те, кто тушил лесные пожары, питались по талонам лесхозов. Никаких денег с нас не брали.

— Говорят, лесные верховые пожары очень страшные…

— Это так. В начале августа, когда уже все полыхало, в штаб сообщили, что загорелся лес у деревни Бурундуки. У меня был служебный мотоцикл с коляской. Мы сели с напарником Геной Соболевым и помчались туда, нужно было проверить информацию и вызвать пожарные расчеты. Не доезжая до деревни метров 500, увидели над лесом густой черный дым.

Верховой огонь, по кронам, со свистом и каким-то ревом летел прямо на нас.

Оставались какие-то секунды. По просеке на мотоцикле мы рванули от огня, уже ощущался сильный запах горящей хвои, и горящие иголки летели прямо на нас. Спасло то, что недалеко находилась река Поля — мы в нее плюхнулись вместе с мотоциклом.

Если бы не речка, то сгорели бы…

В районе ни один человек не погиб. Часто читаю, что в 72-м в горящие торфяные ямы проваливались люди и погибали. Этого не было. Техника гибла, проваливалась. На моих глазах в горящий торф провалился экскаватор (экскаваторщик успел выскочить из кабины), ушел в огненную яму целиком, над поверхностью торчала только стрела. Зимой его откопали. Стрела от торфяной кислоты стала как серебряная. Есть у нее, наверное, какое-то особое свойство.

Впоследствии ребята пилы опускали в тлеющий торф, они становились крепче, будто после какой-то закалки.

— В Шатуру на ликвидацию пожаров приезжал даже министр обороны СССР Гречко. Кого из генералов вы видели?

— Я был тогда младшим лейтенантом и в важных совещаниях не участвовал. Видел только генерала Евграфова из штаба гражданской обороны СССР. Он предложил окапывать горящие участки экскаватором до минерального грунта и давать им полностью выгореть. После чего туда закачивать воду — и получалось бы искусственное озеро.

Мысль дельная, но хороша теоретически. А ветер? Горящая крошка летит со скоростью 20–30 м/сек.! Пока прокопаем, все сгорит. Толщина торфа в Шатурской зоне 3,5–4,5 метра, а в Бакшееве доходит до 9 метров.

Большую роль в борьбе с огнем сыграли трубопроводные войска Минобороны СССР. У нас стояли 3 или 4 отдельных трубопроводных батальона. Среди полыхающих лесов и торфяников они протянули от водоемов к местам возгорания около 1,5 тыс. километров труб.

Здорово помогли и горноспасатели из Донбасса, которые ликвидируют ЧП на шахтах, в забое. У них уже тогда появились латексные пожарные рукава — у нас были непрочные хлопчатобумажные. Чем хороши латексные? Они долговечные, к тому же гладкие изнутри. Сопротивление струи меньше, значит, воду можно качать на большее расстояние. Горноспасатели работали отчаянно, у них была строжайшая дисциплина, свое оборудование, насосы. Штабеля торфа на 70% потушили именно они, их заслуга.

— В период перестройки тоже бушевали сильные лесоторфяные пожары. По какой причине?

— В советские годы торф осушали, на каждом предприятии, как я уже сказал, были свои пожарные части с техникой. Естественно, за торфяными полями был постоянный присмотр. В начале лихих 90-х торфопредприятия обанкротились, оттуда все ушли. Следить за состоянием торфяников стало некому.

Вот и начало все периодически полыхать. После 72-го года самый сильный пожар был в 2010-м. Он, конечно, был намного слабее, но чтобы шатурский край не напоминал пороховую бочку, было принято решение обводнить торфяники, сегодня некоторые у нас вообще находятся под водой.

— Ну а в 72-м когда победили огонь?

— К 1 сентября. В последних числах августа наконец пошли сильнейшие дожди, они в основном и сбили пламя. Хотя с отдельными крупными очагами мы еще боролись до самой зимы.

— Сегодня возможно повторение такого разгула стихии?

— Сегодня в Подмосковье работает грандиозная система обводнения торфяников, в комплекс мер по противодействию огню вложены огромные средства. Но тот далекий опыт советской системы огненной борьбы надо учитывать, а главное, помнить: огонь и вода — страшные силы, которые надо постоянно держать под контролем.

ВАЖНО

СЕГОДНЯ В СВЯЗИ С ПОЖАРООПАСНЫМ СЕЗОНОМ МЧС ПРЕДУПРЕЖДАЕТ: В ЛЕСУ СТРОГО ЗАПРЕЩАЕТСЯ

• Заезжать на автомобиле;

• Курить, бросать окурки и спички;

• Разводить костры, жарить шашлыки;

• Оставлять брошенные на землю бутылки и битые стекла, которые могут концентрировать солнечные лучи и вызывать спонтанное возгорание;

• Мусорить и оставлять пропитанные горючими веществами обтирочные материалы.

В случае пожара звоните 112 или 101https://www.mk.ru/mosobl/2020/07/09/koshmarnoe-leto-1972-goda-pozharnyy-vspomnil-nebyvalye-fakty.html

---