08.09.2010 Неожиданные потрясения, события, напрягающие и без того напряженное сознание нашего общества, случаются почему-то всегда к концу лета. Это замечено многими. Самое тревожное время года.

В искусстве мы привыкли к вымыслам, придуманным ужасам и даже радуемся, когда эти сочинения отражают реальную жизнь. Однако то, что пережили миллионы россиян, которым угрожал неконтролируемый огонь, то, что испытали люди, не получавшие заранее никакой упреждающей информации, потерявшие все вдруг и сразу или получившие опаснейшую для жизни дозу разъедающего смога, почти как в Чернобыле, — все это за пределами лично моих усилий понять или хотя бы отдаленно представить, что чувствовали люди, побывавшие в огненном аду.

Почему-то именно к концу лета в мою голову начинают лезть разного рода, независимые от моего сознания, дурные мысли. В нынешнем августе меня катастрофическим образом атаковал с экрана новостных телепередач тот самый черный юмор, когда становится не только страшно, но и смешно от абсурдистских, идиотских ситуаций, неудачных монтажных переходов и невразумительных объяснений, усугубляющих общую безнадегу.

Когда-то меня спрашивали в одном интервью: а чем бы я мог заниматься, если бы не стал режиссером? Скажу честно: нынешним летом я бы хотел оказаться в неправдоподобной череде событий, которые привели бы меня при фантастическом стечении обстоятельств в министерское кресло. Я убежден, что стал бы преуспевающим министром, разумеется, перед этим полностью сменив имидж, сделав пластическую операцию и щедро украсив свою мрачную физиономию социальным обаянием.

Что бы я делал на посту министра? Прежде всего готовил бы как блины оптимистические рапорты для высшего государственного руководства, указывая, что в министерстве уже давно идет и по сию пору продолжается огромная работа и что наконец пришло то долгожданное время, когда надо работать хорошо и даже качественно изменить все то, что не удалось изменить до этого времени. И не давая руководству опомниться, тут же выбрасывал бы вокруг себя изобилие точных цифровых данных. (Это — особое умение, не моргнув глазом, монтировать из разных источников всякие подходящие цифры, чтобы не усугублять обстановку и выглядеть достойно.) Может быть, я даже пригрозил бы новыми рубежами технического, инновационного и интеллектуального оснащения, несколько раз, как бы вскользь, помянув модернизацию, иностранные инвестиции, бизнес-планы и, если бы заметил хоть какие-нибудь слабые признаки одобрения, — решительно ушел бы с обычных технологий в любимые мной нано и там бы оставался до конца встречи.

В древности гонца с дурной вестью убивали. А вестнику, сообщавшему о победах, — верили и награждали шубой с царского плеча. Традиция, засевшая в глубинах нашего подсознания. Поэтому при встрече с премьер-министром я бы никогда не сообщал ему ничего плохого и ничем его не огорчал, никогда бы ничего не просил, не заикался бы о новых денежных затратах, решительно избегал анализа необходимых технических приобретений и разного рода неуместных сравнений с цивилизованными странами. В случае какого-либо упущения я бы дозированно делил случившуюся беду на мелкие части, которые бы давил и размазывал природным оптимизмом. Вместе с тем я бы не терял чувство меры. Не переборщить, не переусердствовать — важное свойство серьезного чиновника. Коллеги не должны, помянув Н.В. Гоголя, воскликнуть: «Не по чину берешь!» (или… «обещаешь!»).

Если бы я присутствовал на летнем заседании Госсовета, я бы первым уловил то мгновение, когда президент не выдержит бесконечного вихря радостных сообщений и скажет, что так работать, как мы привыкли, дальше нельзя, и даже помянет недобрым словом золоченое обрамление. Я бы сориентировал свою интуицию, и она подсказала бы мне, когда терпение президента приблизится к опасному пределу. Минуты за две-три я бы подрезал присутствующих краткой суровостью своих оценок, предложив иной формат работы. Конечно, это был бы риск с моей стороны, но риск оправданный, потому что давно замечено: нельзя полностью предвосхищать идеи руководства, надо только умело к ним прислоняться и их инкрустировать. Это обычно ценится выше прочих умений.

В мире искусства подчас происходит нечто похожее. Один выдающийся советский кинорежиссер терпеть не мог те места для натурных съемок, которые выбирал для него второй режиссер. Он всегда громко отменял предложенную натуру, пока его помощник не разработал собственное «ноу-хау». Выбирая натуру, он привозил выдающегося кинорежиссера не на выбранное место, а неподалеку. Мастер, как обычно, громко негодовал, расхаживая вокруг отвергнутой натуры, пока не натыкался на то самое место, которое приглянулось его помощнику. «Вот оно! Вот оно где!» — восторженно объявлял выдающийся кинорежиссер, вызывая сдержанную радость у съемочной группы.

Стратегическую инициативу лучше оставлять начальству. Только в редких случаях при первых словах руководителя типа «А хорошо бы еще…» — надо сразу говорить: «Мы уже об этом думали! Сделаем! Разберемся!» Вместе с тем нельзя долбить одно и то же, необходимо постоянно думать об обязательной смене речевых клише. Прослужившие долгие годы надежные фразы: «Мы контролируем ситуацию» и «У нас все под контролем» — для дальнейшего употребления, увы, временно непригодны. Премьер-министр при очередном возгласе: «А у нас все под контролем!» — встретил это известие с иронией.

На министерском посту я бы выступал за денежные вливания в необходимое техническое обновление только тогда, когда это становилось бы очевидным народу, полиции, общественной палате, правозащитникам и всем оппозиционным партиям, если они у нас сохранятся на период до конца нынешнего года.

Мне кажется, что не надо всерьез конфликтовать со СМИ, как это сделал, например, министр Шойгу в первые часы после катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС. Он объявил, что живых людей больше на месте катастрофы нет, быть не может, и даже пригрозил судебным преследованием тем журналистам, кто после этих слов будет думать иначе. Многие стали думать иначе и оказались правы. К СМИ надо относиться внешне ласково, возмездие к ним рано или поздно все равно придет, просто надо уметь ждать. А пока я бы чаще фотографировался: как бы на фоне трудного участка, в гуще народа, как бы приучив свой организм к особому пристальному взгляду вперед, как бы в будущее. Здесь хорошо дать людям почувствовать мое внутреннее озарение, похожее на то, как это случилось у Петра I, когда он решил основать Санкт-Петербург в Ленинградской области.

Ну, конечно, несвоевременной мне показалась разработка главой МЧС антиалкогольного компьютерного устройства для выдыхания в трубочку, после которого только и может завестись машина. Учитывая количество в России транспортных средств, включая трамваи, поезда, автобусы, самолеты, пароходы и т. д., так масштабно и глубоко отвлекаться от основных дел, по-моему, нерационально, и потом — решать эту проблему одному, без академика Петрика, попросту невозможно.

Всевышний еще в 1972 году организовал специально для нас генеральную репетицию с лесными и торфяными пожарами. В последующие годы Он также подбрасывал нам очаги лесных возгораний. Наверное, Он надеялся, что мы догадаемся, как, хотя бы частично, обезопасить себя от подобных стихийных бедствий и укрепить свое противопожарное мышление. Вместо мышления нам удалось по-настоящему укрепить пока только оптимизм.

Мне не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, что я зациклился на МЧС, тем более признавшись, что нынешним летом меня донимал черный юмор. Наше лето — вообще опасное и нежелательное время для всех слоев общества, кроме общества отдыхающих на зарубежных пляжах. В творческих сферах наступает «мертвый сезон», и народ только изредка смотрит на телеэкран, да и то урывками. Правда, лично я смотрел наше телевидение тупо и пристально каждый вечер, потому что перед глазами постоянно вертелись огромные денежные суммы. Мне даже показалось, что я смог бы вести на ТВ программу, которая по своему рейтингу стала бы недосягаемой для всех каналов не только в России, но и на планете. Объясню коротко: если человек (счастливчик из добровольцев) отрубает себе в телестудии один мизинец — то сразу получает 1 000 000 рублей. Если следом отсекает еще один палец — сумма удваивается. И так по нарастающей — при каждом публичном отсекновении того или иного члена.

Этим летом меня как режиссера взволновала также лихорадочная неистовость некоторых телевизионных репортажей. Ведущий или ведущая постоянно спешили неизвестно куда, но с редким ожесточением перемещаясь без видимой причины с одного места на другое. Похожий прием использовался уже давно, но нынешним летом, взнервленные обстановкой, ведущие стали прыгать с кочки на кочку, цепляясь за транспортные средства, задыхаясь, рискуя жизнью. Ведущая, заполняя квитанцию в сберкассе, тут же передавала ее кассирше, заодно на ходу рассказывая о достоинствах квитанции, кассирши и самой сберкассы. Понимаю — это смелое развитие жанра «Репортаж с места событий». И сразу хочу предложить новый сюжет: ведущий разрывается из свежей могилы и, отплевываясь, сообщает о том, что не все хорошо у нас в сфере ритуальных услуг, никак, разумеется, не умаляя при этом огромных заслуг в этой отрасли нынешним летом.

Наши новости и без того на голову выше любых зарубежных новостных программ. Там люди просто работают, информируя телезрителей о самых важных, трагических, важных и забавных происшествиях на планете, имея при этом, правда, богатый изобразительный материал. У нас все своеобразнее. Упоминание о событиях негативного свойства всегда отвергается неизвестными нам цензурными указаниями. Если какое-либо жуткое событие подлежит все-таки огласке по центральным каналам — оно нередко превращается (вопреки законам жанра) в удручающее по своей продолжительности телевизионное повествование. Кажется, что в прайм-тайм загружается массивный фрагмент наводящего ужас сериала, нежелательного для семейного просмотра.

Нынешним летом огненная стихия напрягла лучшие умы РФ, но и умы «второй свежести» тоже задумались. Набежали и сплюсовались природные аномалии, досадные просчеты разработчиков лесной реформы, ошибки непрофессионалов, дурные амбиции неучей. (Арендатор — не хозяин и не собственник. Ко взятой напрокат вещи невозможно отнестись так же, как к своей.) Все это и многое другое привело страну к катастрофическим глобальным рискам.

Остается надеяться и (вопреки черным мыслям) обязательно верить, что наш коллективный разум наконец радикально изменит что-то в сложнейшей и неоправданно запутанной экономической сфере, в хозяйственных и внутриполитических структурах государственного механизма.

Может быть, коллективный разум, наличие которого само по себе проблематично, подскажет, что даже при жаркой погоде преступно создавать фронтовые условия для мирных граждан в XXI столетии и радоваться их массовому героизму. Однако намерениям хотя бы частичного изменения государственной системы, идущим порой с самого верха, будут противостоять столь многочисленные силы чиновников VIP-класса, политических элит и силовых ведомств, что лично я надеюсь только на естественную смену времен года. После осени, вероятно, придет зима, главное — чтобы снова не возвращалось лето.

Архивариус Шарлемань из пьесы Евг. Шварца «Дракон» после победы над чудовищем печально предупреждал: «Зима будет долгой». Мудрого драматурга беспокоил не холод, скорее — последствия тотального зомбирования. Наша всеобщая предрасположенность к долготерпению проявляется при любой погоде и необязательно в конце лета./novayagazeta.ru/

---