17.04.2006 В кабинете министров России в этот понедельник есть все основания поднять тост за здоровье правительственного долгожителя Сергея Шойгу. За коллегу, который и сегодня по-прежнему молод, энергичен, полон идей и планов по превращению своего эффективного ведомства в еще более динамичную структуру.

Для нашей бурной и стремительной эпохи своеобразный юбилей Сергея Шойгу в качестве министра – явление необычное и по-своему откровенно претендующее на занесение в Книгу рекордов Гиннесса. У новейшей истории России другого такого примера нет. А искать параллели в советских временах не имеет смысла уже хотя бы потому, что там пожизненные небожители постепенно превращались в памятники самим себе, отрываясь от реальной жизни и все менее оказывая на нее сколько-нибудь заметное влияние. Сергей Шойгу – он не просто из другой эпохи (хотя и шагнул в нее из очень даже советского обкома), он из другого энергетического пространства. И он не отрывается от жизни, а становится ее пульсом, ее дыханием, ее динамичным ритмом. Его жизнь не размерена годами, она разбита на постоянно беспокойные секунды и замирает лишь в "минуты тишины", которые он сам и объявляет в зонах ЧС, в надежде услышать ритм другого сердца, надеящегося на него.

Пятнадцать лет назад вряд ли кто-то смог бы предсказать столь яркую и необычную судьбу 36-летнему амбициозному провинциалу, приехавшему из Сибири со своим другом Юрием Воробьевым покорять Москву. Там, в Красноярском крае, у них уже были и имена, и свои достижения в партхозстроительстве. Но для бурлящей демократическими преобразованиями столицы, куда слетались революционеры всех мастей, эти сибирские успехи значили не много. Тем не менее Сергей и Юрий оптимизма не теряли. Они приехали не за лаврами. У них была идея, была точка опоры, с помощью которой следовало перевернуть мир. После ужасного по количеству жертв Армянского землетрясения, проявившего всю беспомощность и архаичность советских служб гражданской обороны, Шойгу с Воробьевым пришли к выводу о необходимости создания абсолютно нового общенационального корпуса спасателей. Службы чрезвычайного реагирования, которая бы ничем не уступала лучшим спасательным службам мира. Хорошо помню, как в 89-м в Спитаке мы все восхищались работой швейцарских кинологов, австрийских верхолазов, немецких технарей… Наши бойцы с ломами и лопатами на их фоне казались музейными экспонатами, привезенными из каких-то запасников для печального контраста. Но даже эти бойцы с ломами без труда находили общий язык с продвинутыми зарубежными спасателями просто потому, что делали одно дело – боролись за жизнь, погребенную под руинами. Это взаимочувствие перед общей бедой сумел разглядеть молодой строитель Сергей Шойгу. И решился поверить в то, что нам по плечу догнать и перегнать этот спасающий Запад, который и лучше жил, и лучше спасал.

17 апреля 1991 года постановлением Совмина РСФСР за номером 207 Сергей Шойгу был назначен председателем Российского корпуса спасателей. Сегодня трудно поверить, что в корпусе этом было всего несколько человек, одна машина и один телефон. А чрезвычайных ситуаций – хоть отбавляй. Но Сергей и Юрий не отчаивались. Главное, был сделан первый шаг. Самый сложный. А дальше уже все казалось проще – стали собирать вокруг себя спасателей из различных служб, начали вылетать то к одному месту ЧС, то к другому… Опыт нарабатывался по ходу, путем проб и ошибок. Не за канцелярским столом, не в теоретических дискуссиях, а непосредственно в зоне беды.

Как Сергей Шойгу в таких зонах работает, я впервые увидел в 92-м, во время югоосетинского конфликта. Президент России назначил его тогда главным миротворцем. И Шойгу прилетел в Осетию творить этот мир посреди грохочущей войны. Первое, что бросилось в глаза нам, военным репортерам, так это то, что он не стал "решать проблемы" в кабинетах. И не закрылся от прессы. Он сразу же поехал в Цхинвали – на передовую, согласившись взять с собой и нас. В воюющий город приехали открыто, под то и дело вспыхивающую пальбу и посвистывание шальных пуль. Шойгу не стал прятаться в руководящие подвалы, а разыскал командиров одних палящих отрядов, затем других – и повел с ними жесткий мужской разговор с переходом, временами, к ненормативным образам. Таких бесед у него в те дни было немало. И чем больше говорили, тем меньше стреляли. И тем реже на школьном дворе копали новые могилы.

Позднее я множество раз летал и с ним, и с его надежных другом Юрием Воробьевым то в Приднестровье, то в Абхазию, то в Югославию, то в Руанду… Повсюду, где человеческая жизнь была в опасности, где роль последней надежды отводилась спасателям МЧС – на передовую прилетал Шойгу. Или Воробьев. А порою и оба сразу. Они появлялись не потому, что сомневались в квалификации подчиненных. Нет. Просто каждый из них был, прежде всего, спасателем, а чиновником лишь потом.

Нефтегорск. Ночь. На месте города – сплошные руины. В "минуты тишины" из-под руин доносятся стоны. У одного из таких нагромождений камня и арматур замер с фонарем в руке Сергей Шойгу. Спасатели по камешку разбирают завал, из-под которого временами слышен детский плач. Шойгу все время молчит, словно боится словом разрушить слаженную работу своих подчиненных. Он так и промолчит до рассвета, пока его зачумленные парни не вытащат из-под каменных глыб едва живую, но Живую девочку…

В 93-м российские спасатели возили гуманитарную помощь по воюющей Югославии, и здесь Шойгу снова был и спасателем и миротворцем. И снова находил общий язык с любой из противостоящих сторон, хотя здесь русские ненормативные образы работали значительно хуже.

Он находил общий язык с НАТО (пока наши чиновники гадали, как себя вести с этим вчерашним врагом) и предлагал натовцам вместо наращивания мускулов заняться совместным спасением людей.

Созданные им аэромобильные отряды российских спасателей уже летали по всему миру, выручая людей после наводнений, катастрофических лесных пожаров, землетрясений… Ведомство, созданное Сергеем Шойгу, стало одним из самых эффективных, профессиональных и оснащенных, а эмблема МЧС – одной из самых узнаваемых. А каждая такая командировка, каждая спасенная жизнь работали на имидж России значительно масштабней, чем все пропагандистские органы страны.

У нас менялись премьеры, менялись кабинеты, у нас разваливались и создавались новые ведомства и новые структуры, даже векторы политических ветров закручивались до неузнаваемости, но Корпус российских спасателей продолжал развиваться, оттачивать мастерство и расширять горизонты. МЧС становилось брендом, а Шойгу – именем. И наоборот.

Он всегда сторонился политики, спасая в зоне беды всех, вне зависимости от цвета лица и окраса партбилета. Впрочем, в этих зонах у всех – лицо цвета пыли, а партбилет – цвета грязи.

Он спасал там, где ошибались технологи, военные и политики. И даже в саму политику его командировали спасать. В 99-м у демократических сил страны не осталось уже ни сил, ни авторитета противостоять коммунистическому реваншу. Политтехнологи выдохлись и растратились. Электорат устал и заскучал. И тогда позвали Шойгу. Поставили задачу. Попросили спасать. Образ трех богатырей под флагом Единства (Гуров, Карелин, Шойгу) запомнился ненадолго потому, что паровозом все равно оставался он. И в его тени мог затеряться и не такой великан, как Карелин.

Мы тогда облетели почти всю Россию, завершив бесконечный предвыборный тур в Чечне, и я с удивлением наблюдал за Сергеем Шойгу в этом необычном для него качестве. Он даже в политическом болоте не терял мужского достоинства. Яркий тому пример – ситуация с Лужковым. Предвыборный марафон достиг экватора, аналитики сыпали тревожными прогнозами, и тогда некий руководящий политтехнолог дал рекомендацию Шойгу "наехать на Лужка по полной программе". Фактурку подвезли, телеканалы были готовы… Но Шойгу со свойственной ему прямотой политтехнологов послал. А нам сказал интеллигентней: "Не хочу, чтобы после выборов мне было стыдно подать руку соперникам". Он и в политике оставался спасателем.

15 лет для министра, да и для любого крупного менеджера – срок запредельно критичный. Для Сергея Шойгу это и не годы. Секунды, пролетевшие как миг. Громадье реализованных планов. И множество идей, на которые неистощим. Он все время в движении, в полете, в деле… Ему хочется создать уже планетарный корпус спасателей с базами по всему миру, с мобильными отрядами, готовыми в любую минуту взлететь и примчаться на помощь даже в самую забытую Богом точку земли. Он, как, наверное, никто другой, – абсолютно на своем месте, и пока он на этом месте – всем другим как-то спокойней. Все понимают, если что – прилетит и спасет. Не спрашивая про цвет кожи и партбилет.

Писать о Шойгу и легко и сложно. Легко, потому что ярок, потому что биография – на сотню романов. Тяжело – потому ярок. И потому что свой. Вот и получаются субъективными строки, которые не могут быть не субъективными после того количества чеэсной пыли и пороховой гари, которую нам вместе приходилось глотать в разных концах и России и мира в зонах человеческой беды.

Не знаю, поднимут ли сегодня в Белом доме тост за своего старейшину, который за эти пятнадцать лет сумел доказать, что министр в России больше, чем министр. Не знаю, станет ли этот юбилей поводом для учреждения неформального народного праздника День министра. Но уверен, с его именем этот праздник действительно имеет все шансы стать народным, потому что в нашей стране (и не только в нашей) еще спасать и спасать. А Сергею Шойгу еще летать и летать.

Так что, Сергей Кужугетович, здоровья вам, попутного ветра и долгих руководящих лет./newizv.ru/

---